[Ольга Шаронова]

14.

Усадив Мойру в такси, мистер Чеплстоун поспешил в дом.

Он долго чертыхался, выпил еще виски, и добиться от него членораздельных ответов было весьма сложно.

Он довел до состояния бешенства констебля, пока наконец не объяснил,
что однажды вечером в Перу, возвращаясь из бара, где слегка перебрал...поскольку не пить в этой чертовой стране просто невозможно...его остановил старый, не просто старый, а полусгнивший пару сотен лет назад индеец с жидкими белыми косицами и перьми, одетый в полуистлевшие тряпки, от которых отвратительно пахло могилой, который жевал листья коки, и слюна, отвратительная коричневая слюна висела у него вместо бороды...

Тут мистер Чеплстоун опять прервался и все-таки допил свой виски. После чего добиться от него какой-либо информации стало просто невозможно.

- Этот индеец...это какой-то бред...сумасшедший старик...говорил о страшном возмездии...

Тут на секунду сознание вернулось к нему:

- Предупредите всех! Нельзя подходить к окнам!

И Марк Чеплстоун, дорвавшийся до выпивки, бухнулся в глубокое кресло и перестал реагировать на окружающую его действительность.

Констебль, изрядно взмокший и злой после общения с археологом, решил отвезти его в участок. Он прикинул, что посидев в камере, где точно нет запасов виски, тот быстрее придет в себя.

Вытащив обмякшее тело Чеплстоуна на свежий воздух, полицейский вспомнил, что ему нужно предупредить еще одного члена экспедиции - профессора Штейна.

Остановив проезжавшее мимо авто, он велел водителю ехать в полицейский участок как можно быстрее. Увидев, кого нужно везти, водитель решил, что это труп, и наотрез отказался.

- Какой труп! От него разит как от трактирной бочки!

Водитель приблизился, увидев перебравшего архитектора, он усадил его сзади и обещал довезти целохоньким.

Констебль припустился на соседнюю улицу к профессору Штейну. Он и так сильно задержался.

Жена профессора работала в саду.
Домик утопал в зелени: уссурийские яблони, дикая японская вишня, груши, размером с большой мужской кулак, чарджоусская слива, барбарис, рябина и абрикосовые деревья, алыча, карликовые яблоньки, плодоносящие райскими яблочками, даже мандариновые деревья - все росло и плодоносило в этом саду, увитом виноградом и лианами аквилегии. Супруга профессора сама ухаживала за растениями целыми днями, поливала и рыхлила их, дома застать ее было трудно.

Констебль дернул медный колокольчик калитки. Через пару минут показалась миссис Штейн в толстых резиновых перчатках, перепачканных землей.

На вопрос, дома ли профессор, дама утвердительно кивнула:

- Он с утра разбирает гербарии и дневники, привезенные из экспедиции.

Констебль посмотрел на дом и схватился за сердце: в доме были французские окна. Одно из окон было разбито варварски, осталась только рама и верхняя застекленная часть.

В доме все было на месте. За письменным столом в библиотеке, где и было разбито окно, сидел профессор. Он не реагировал ни на что, а рядом с его столом валялись осколки горного хрусталя.

Схватив телефонную трубку констебль набрал полицейское управление.
Телефон по-прежнему молчал.

Через четверть часа он увидел рядом с управлением голубое авто, в котором уехал архитектор. Криминалисты уже снимали отпечатки пальцев с ручки машины, а фотограф заканчивал съемку.

Приблизившись, констебль увидел знакомую картину: бездыханное тело Чеплстоуна и хрустальные осколки на заднем сиденье.

Начальник допрашивал водителя:

- Вы где-нибудь останавливались по дороге?
- Только один раз, на красный свет. Слева от нас притормозила машина, я услышал странный звук за перегородкой между мной и пассажиром, будто хрустнуло стекло, но не придал этому значения, и мы поехали дальше.

- Пройдите на второй этаж, Ваши показания запишет дежурный констебль.

- А ты, Фердинанд, бери машину и поезжай к Гарнету. Он живет дальше всех, в пригороде. А связи нет до сих пор.
Я сто раз говорил, пора сменить этот столетний кабель!