[Ольга Шаронова]

В этот день я плачу и плачу. Я не ленинградка, но почему-то этот город, его люди - для меня особенные. Еще совсем маленькой дошкольницей я прочитала дневник Тани Савичевой, и в мое сердце попал осколок. Осколок, который убивал детей Ленинграда. Я в этот день не могу есть...

А потом, когда я училась в школе, в 5-м классе в журнале "Юность" 60-х годов я прочитала сильнейшую повесть, мне кажется Анатолия Алексина, но точно не помню. Там о мальчике, у которого дома была картина Айвазовского, и мама эту картину меняет на хлеб. Одну картину на буханку хлеба. Мама и сестренка мальчика не выжили. А он через 30 лет проходя мимо освещенного окна с ярко сияющей хрустальной люстрой, видит свою картину. Он долго думает, что делать...Понятно, что картина, память о его семье, попала в лапы спекулянтов...Я часто думаю, что сделала бы я...А вы?

И еще одну книгу читала я о Ленинграде. Я вспомню автора. Коммуналка. Послевоенный 46-й. Жить стало полегче, люди даже справляют праздники, фотографируются, шьют новые платья. В угловой комнатке живет старушка. У нее погибли все. Последней погибла внучка. Дед привез ей перед войной красные ботиночки с берлинской ярмарки. К концу войны деда не стало, а ботиночки стали Маше в пору. Они были очень яркие, красные, она пошла в них гулять и не вернулась. Две комнаты в этой коммуналке занимал мясник, торгующий на рынке, его жена, сыновья и девочка, ровесница Маши. Праздник. Коммуналка. Большой круглый стол, и кто-то достает альбом с фотографиями. А на фотографии Лиза - дочь мясника в Машиных ботиночках...