[Ольга Шаронова]

3.

Рожь заколосилась в том году очень рано. Баба Груша отметила на календаре аж 26 июня. И увидев на стихийных базарчиках молодые крепенькие боровички, заботливо разложенные на газетках деревенским людом в резиновых сапогах, да узнав цену (немыслимая для Ясенева и Теплого Стана была цена!), сразу потянулись в лес дачники.

Грибники из них были аховые! Хорошо, если бледную поганку с шампиньоном не спутают, или не отравят все семейсво жарехой из свинушек, собранных вдоль шоссеек. Боровичков было еще очень мало, да и места знать надо было, где любили они хороводиться. Гриб этот царский, у каждого грибника места свои, а для дачников и разноцветных толстоногих сыроежек, и ароматных лисичек было навалом после теплых дождей. Большую корзину часа за два нарезАли. Вот и рванул городской народ, едва рассвело в субботу, в ближайший к поселку лес.

Женщина выла, ревела, голосила так громко, так страшно, что окажись неподалеку медведь, боявшийся бабьих воплей, "кондратий" хватил бы его моментально. Ее услыхали подруга Светка и племянница Настя и уже бежали к ней, спотыкаясь о коряги и проваливаясь в бочажки, наполненные еще талой водой. Внезапно крики прекратились. Дачницу рвало до одури, казалось желудок вывернется, и больше никогда не вернется на место. Едва показалась Светка, подруга, тяжело осевшая под березу и почти потерявшая от ужаса сознание, стала делать ей знаки, чтобы не приближались они с Настюхой...

Этот страшный крик, больше похожий на предсмертный вой, услыхал даже глуховатый, малоумный дядька Егор, живший на самом краю деревни Безобразово. До леса оттуда, ничтоже сумнящеся, килОметра полтора было, однако! Натянув споро обрезанные, неуклюжие валенки, оба на левую ногу, он отвязал рвавшихся с цепи Найду и Весту и поковылял на крик, успев стукнуть клюкой в окошко сватье, которая позвонила Гришке, брату участкового, чтобы заводил немедля свой драндулет! Что приключилось в лесу никто пока не знал.

Огромный муравейник был самым подлым образом разорен, труд миллионов работяг безжалостно уничтожили одним движением. Из развороченного муравейника торчала корявая палка с чем-то с намотанным на ней, отвратительно скользким, длинным, гадким. Разум отказывался опознавать это НЕЧТО, по которому безостановочно сновали крупные рыжие муравьи, образуя бесконечные дорожки, мешавшие видеть картину полностью. Картину, достойную сюрреалистического гения Дали.

Полумертвых дачниц и местных пошустрее, чтобы не затоптали следы, увезли кого в медпункт, а кого в поселок. Огродили все лентой, а тут и бригада из Подольска подъехала. От увиденного, или от плохой, с колдобинами, выворачивающей нутро проселочной дороги, двое не выдержали.

- Не могу пить кофе натощак, - оправдывалась женщина-криминалист.
Мужики старались не смотреть за огороженный треугольник берез с бывшим муравейником посередине.

Долго соображали, что делать с вещдоком: везти его вместе с палкой на плащ-палатке, или палку вынуть, а все остатки уже начавшей разлагаться массы, собрать в пакеты. Наконец решение приняли: обработали муравьев ядовитым дихлофосом, дождались, пока их трупики не осыпались, и принялись окапывать муравейник с прилегающей к нему дерном, на котором были поросли молодой травы и старые сосновые иголки.

Как не затоптали этот след остается загадкой! Очевидно тот, кто втыкал палку, подошел не с просеки, а со стороны густого, непролазного ельника, уходившего в овраг, по которому протекал неглубокий ручеек.

След был более чем странный! Когда его тщательнейшим образом рассмотрели, выяснили, что размер ноги неизвестного был гигантским! Не то 45, не то 46! Мужиков в поселке с такими ножищами никто не припомнил. Мало того! И обувка была странной, очень странной! Мужские ботинки, самые дешевые, подошва прибита гвоздиками в ряд. Такие выдавали зекам в тюрьме, а еще детдомовским пацанам после войны.